Юрий Моор-Мурадов,
Израиль
ТАЙНА ОМАРА ХАЙЯМА
Я
принадлежу к тому счастливому русско-пишущему меньшинству, которое читает рубаи
Хайяма в оригинале (правда, когда они набраны в кириллице). Хайям, как и
Фирдоуси, Саади, Ибн-Сина и другие гении той эпохи, писал на классическом
новоперсидском языке дари (этим же термином сейчас называют официальный язык Афганистана;
этот современный дари вместе с персидским, таджикским и языком бухарских евреев
образует группу близкородственных языков, восходящих к тому древнему дари,
прямому потомку санскрита).
Я не
сразу открыл для себя, что Хайям писал на моем языке. Друзья дарили мне
сборники переводов рубаи на русский, я читал несколько четверостиший и
равнодушно откладывал подарок на дальнюю полку своей библиотеки. Хайям мне определенно
не нравился. Не затрагивал струн в моей душе. Не находил отклика. И вот однажды,
будучи еще совсем молодым, в книжном магазине я раскрыл хрестоматию для старших
классов таджикских школ, там были произведения Фирдоуси, Саади, Джами, и среди
прочего рубаи Хайяма в оригинале. Прочел первое же стихотворение – и застыл
пораженный. Это был сгусток великолепнейшей поэзии. Я восхищался
богатейшей рифмой оригинала, изощренной звукописью, мелодичной и смысловой
аллитерацией, щедрой метафорической инкрустацией.
И я
понял, что переводчики совершали страшный грех. Они не переводили Хайяма, а придумывали
эрзац его поэзии. Нечто "а-ля-ориент". "По мотивам".
Маститые
литературоведы восторгаются аллитерацией у Пушкина и приводят его строку:
"шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой". Как мастерски
передано шипение шампанского в звуках "шпнпнш"! В поэзии Пушкина
не так уж много таких примеров. У Хайяма такая звукопись – в каждом
четверостишии, почти в каждой строке!
Рифмы Хайяма. Маяковский был помешан на богатой рифме. Рядом с древним виртуозом
рифм он выглядит старательным учеником.
Тогда же, очарованный, завороженный их
поэтичностью, я сам перевел около двух десятков четверостиший Хайяма.
Я
принес свои переводы в одну из газет, заведующая культурным отделом была
настолько любезна, что прочла их в моем присутствии и удивленно сказала:
"Это совсем не Хайям". У нее было совершенно иное представление о
нем. Мои переводы не ложились на стереотип. В моей трактовке он оказался
грустнее, трагичнее, что ли. Не знаю. Короче, их не взяли. Идя из редакции, я
горько пошутил над собой: "Вот арап, а состязается с Державиным"
(Державин – один из переводчиков Хайяма).
Дома
я куда-то сунул те листки, и в многочисленных переездах просто потерял. В памяти
сохранился только один перевод. Я его ниже приведу.
Я
прекрасно помню те дни, когда "заразился" стихами древнего мастера,
и, бросив все, целыми днями переводил его бессмертные строки. Способ был такой
– я лежу на диване с блокнотом, вывожу на странице версию строки, она мне не нравится,
я не правлю, а просто отрываю лист, мну его и бросаю на пол, следующий вариант
пишу на новом листке. Сначала излагаю как можно более точный прозаический перевод строки, потом
идут поиски поэтических эквивалентов. Один вариант, второй, третий. То же самое
– вторая строка, третья, четвертая. Потратишь на это несколько часов. Я встаю,
огладываюсь – и вижу на полу огромное число скомканных листов из блокнота с
забракованными вариантами строк. Это было материализаций строки Маяковского: "Изводишь
единого слова ради тысячи тонн словесной руды".
Первое,
что должен решить для себя переводчик стихов - какой выбрать размер (если
система стихотворения разная; для переводов с немецкого этой проблемы нет,
"Лорелею" можно перевести тем же размером, что и у Гейне).
Я
читаю хайямов оригинал, потом читаю переводы в разных сборниках – и всегда остается ощущение незавершенности.
Строка в переводе мне кажется короче строки Хайяма. Считаю слоги – все вроде
правильно. Примерно то же количество у Хайяма с одной стороны и у Державина,
Румера, Тхоржевского, Плисецкого с другой. Но в оригинале – эпический тон, а на
русском стих как бы танцует фокстрот.
Я
вглядывался, вчитывался, ломал голову и, наконец, сообразил. Русский стих –
силлабо-тонический. Стих в дари - силлабический, это значит, среди прочего, что
ритм создается чередованием коротких и долгих гласных. Иными словами, 12 слогов
на дари не равны по временной протяженности 12 слогам на русском. Половина
слогов на дари звучит почти вдвое длиннее, чем на русском. И чтобы русский стих
длился столько же, он должен быть длиннее на два-четыре слога.
Перепробовав
разностопные ямбы, хореи, амфибрахии, анапесты и дактили, я остановился на
семистопном ямбе, который, на мой взгляд, ближе к эпической интонации оригинала.
Рубаи,
как вы, наверное, знаете, не просто четверостишие, конструкция в нем несет
смысловую нагрузку. И в построении, и в содержании. Обычно в рубаи одна
сквозная рифма, рифмуются первая, вторая и четвертая строки, третья строка
обходится без рифмы. Первые две строки подготавливают читателя к главным
третьей и четвертой, эти первые две строки – метафора, которая
"выстрелит" в последующих двух.
Оставшееся
в памяти четверостишие несколько нарушает правило "трех рифм", в нем
рифмуются все четыре строки (поэт как бы говорил себе иногда – "кашу
маслом не испортишь"). В моем переводе это сохранено. (Нередко в
четверостишии бывает более 4 рифм, когда есть еще и внутренняя рифма – первая
половина строки рифмуется со второй половиной; Хайям на этом не экономил).
В
оригинале разбираемого четверостишия есть сквозная рифма на гласную, которой (гласной)
нет в русском, это звук, средний между "у" и "о". Приняв
кириллицу, таджикский язык ввел дополнительную букву – "у" со
скобочкой наверху (как "и"
краткое: "й"). Если хотите, можете попытаться произнести этот звук.
В
последней, четвертой строке этого рубаи несколько раз повторяются два слова со
звуками "у", то есть, в последней строке этих звуков – 7. А во всем
четверостишии – 14.
Автор
не случайно выбирает именно эту гласную. Протяжное "у-у" – как
выражение неизбывной тоски от мысли, что
не дано нам, смертным, постичь Божий промысел.
Я
постарался не растерять всех этих художественных достоинств, получилось не ахти
что, но все же…
Не
буду больше испытывать ваше терпение, вот моя попытка отразить маленький шедевр
в русском языке:
Зачем судьба как мяч гоняет, не постичь уму.
Послушно вправо, влево, вниз, не зная, почему.
Тому, кто зашвырнул тебя в такую кутерьму,
Ему бы знать, ему бы знать, ему бы знать, ему.
Кроме того, что я сохранил это
"у", я постарался еще передать и аллитерацию, попрактиковался в
звукописи. В первой строке у меня не случайно большая концентрация звуков
"мчмч", во второй строке сознательно сталкиваются "низ-низна",
в третьей выделяется "ткткт". "Послушно" из второй строки
откликнулось в слове "зашвырнул" из третьей. Этот глагол я выбрал из
множества синонимов еще и потому, что в нем есть так нужный в данном рубаи звук
"у". Ну, а в четвертой строке я сохранил многократный повтор мысли
(что автоматически дало и многократный повтор звукового лейтмотива).
В
оригинале Хайяма в первых двух строках обилие звуков "хмч", в третьей
строке – "ктркт", а в четвертой "удн".
Переводя рубаи Хайяма, я вывел для себя
несколько правил. Поскольку основная мысль излагается в третьей-четвертой
строках, с них и следует начинать перевод. То есть, когда вы излагаете
содержание этих строк, ваши руки должны быть совершенно развязаны, не должны
быть скованы уже выбранной рифмой. И когда вы приступаете к переводу первых
двух строк, можете ради рифмы позволить себе некоторую вольность, которая
недопустима при переводе главных, "несущих" смысл, строк.
Несмотря на то, что я делаю особый упор
на смысл рубаи, он, этот смысл, не является чем-то доминантным. Прочитав массу творений
Хайяма, я пришел к выводу, что четверть поэтического достоинства рубаи приходится
на метафоры, еще четверть – на рифмы, еще четверть – на аллитерацию, и только оставшаяся
четверть - на смысл. То есть, главное в нем было – не
Отсюда – и самый точный по смыслу перевод дает вам четверть
того, что получают читатели оригинала.
...Уже
закончив эту статью, заглянул в Википедию и обнаружил, что в вокабуле о Хайяме
приведен только один пример рубаи, и именно того, перевод которого сохранился у
меня (выполнен И. Б. Роднянской – причем, с английского). И представляется
счастливый случай сравнить.
Вот
он (сравните с моим):
Не спрашивают мяч согласия с броском.
По полю носится, гонимый Игроком.
Лишь Тот, Кто некогда тебя сюда забросил, —
Тому все ведомо, Тот знает обо всем.
|